«Искатели жемчуга» в Берлинской государственной опере Унтер-ден-Линден

© Staatsoper Berlin

Постановку «Искателей жемчуга» Бизе на сцене Берлинской государственной оперы (вернее, тогда еще в Шиллер-театре — временном прибежище Штаатсопер на период реставрации исторического здания). Осуществил в прошлом году знаменитый немецкий кинорежиссер Вим Вендерс. Поскольку это был дебют мэтра в оперном театре, постановка сразу вызвала повышенный интерес.

Мне не удалось попасть на премьерную серию спектаклей, однако в апреле этого года постановку возобновили, теперь уже на вновь открытой исторической сцене театра.

Дополнительным стимулом для меня стало то, что оперу представили в оригинальной версии Бизе 1863 года. Дело в том, что до недавнего времени услышать авторскую версию было довольно сложно, опера практически всегда ставилась в посмертной редакции 1893 года, со значительными купюрами и даже отчасти заново написанной другими композиторами музыкой. В частности, традиционно исполняемое финальное трио Ô lumière sainte принадлежит не Бизе, а Бенжамену Годару. В оригинале у Бизе этому тексту соответствует совсем другая музыка, причем не трио, а дуэт Надира и Лейлы, ожидающих смерти.

Весьма существенно различаются два дуэта: Надира и Зурги в первом действии и Лейлы и Зурги во втором. В обоих случаях оригинальные дуэты Бизе значительно длиннее и завершаются традиционными эффектными кабалеттами, изъятыми позднейшими редакторами.

Пожалуй, наиболее заметное различие между редакциями 1863 и 1893 года — финал. В версии Бизе Зурга спасает влюбленную пару, а сам остается на сцене ждать своей участи. Создателей новой редакции такая неопределенность не устроила, поэтому они решили завершить оперу убийством Зурги.

В Берлине оригинальная версия была представлена почти полностью, однако меня очень удивила непривычная купюра двухминутной сцены в интродукции, в которой искатели выбирают Зургу своим предводителем. Возможно, эта сцена не слишком интересна музыкально, но она достаточно важна для понимания дальнейших событий. В частности, из нее становится понятно, по какому праву Зурга вершит судьбы пойманных с поличным любовников. Возможно, идея Вендерса состояла в том, что Зурга был вождем изначально, а не избирался на эту должность на период лова жемчуга? Но никаких подтверждений этого я не обнаружил, да и вряд ли это как-то изменило бы суть конфликта.

В целом же постановка выглядела вполне традиционно, никакого радикально нового прочтения Вендерс не предложил. Даже для меня, человека довольно консервативного, его постановка показалась чрезмерно простой и прямолинейной. Несколько раздражали видеопроекции, дословно иллюстрирующие исполняемый в данный момент текст. Так, в знаменитом дуэте Надира и Зурги, где они предаются воспоминаниям о таинственной красавице в вуали, нам крупным планом показывают Лейлу; в сцене, где Лейла рассказывает Нурабаду, как в детстве спасла беглеца, а он в благодарность подарил ей ожерелье, все эти события тоже показывают на экране, и т. д.

Однако в целом все увиденное мной на сцене выглядело красиво, не отвлекало от прекрасной музыки Бизе и нигде не шло вразрез с либретто. Для меня все это — несомненные достоинства оперной постановки, хотя я знаю, что многие с этим не согласятся.

Перейдем к исполнению. Тенор Франческо Демуро в партии Надира продемонстрировал тонкое понимание стилистики французской оперы, очень красиво и лирично в его исполнении прозвучал знаменитый романс.

© Анна Самуил                   В. Вендерс, О. Перетятько и Ф. Демуро

Ольга Перетятько в партии Лейлы, напротив, привнесла в оперу элементы итальянского бельканто и звучала несколько более эмоционально, чем я привык слышать в этой партии у певиц французской школы. При этом у нее получился чрезвычайно яркий образ влюбленной женщины, разрывающейся между чувствами к Надиру и взятыми на себя обязательствами перед ловцами жемчуга. Конечно, все это сопровождалось блестящими колоратурами, певица находится в прекрасной вокальной форме.

Баритон Альфредо Даса, певший Зургу, был не вполне здоров, о чем объявили перед началом спектакля. Увы, вокальные проблемы у него были заметны на всем протяжении оперы. Не знаю, связано ли это с болезнью, но в своей арии из третьего действия он звучал несколько не в стиле, заметно переигрывал, его исполнение больше напоминало веризм, чем французскую лирическую оперу.

Бас Вольфганг Шёне в относительно небольшой партии Нурабада прозвучал достойно, но ничем особо не запомнился.

Прекрасное впечатление произвелa Берлинская Штаатскапелла под управлением дирижера Викторьена Ваноостена, замечательно чувствующего и понимающего французскую музыку.