«Сказки Гофмана» в Мариинском театре

Отправляясь 21 марта в Мариинский театр на свою, пожалуй, самую любимую оперу, я рассчитывал услышать всего лишь концертное исполнение, возможно, дополненное какими-то минимальными сценическими элементами — ведь в афише оно значилось как «полусценическое». Каково же было мое удивление, когда я внезапно попал фактически на премьеру новой постановки! На сцене присутствовали все атрибуты полноценного спектакля: декорации, богатые костюмы, работа со светом (Антон Николаев), а главное — собственно режиссура (режиссер Кристина Ларина).

Правда, было очевидно, что готовилась постановка в спешке, а практически весь реквизит был позаимствован из других спектаклей, прежде всего из «Богемы» (декорации и часть костюмов). И все же в итоге получилось яркое, красочное зрелище, хотя говорить о каких-то глубоких смыслах и оригинальных режиссерских находках в данном случае не приходится. Впрочем, в предыдущей постановке на сцене Мариинского театра, осуществленной Василием Бархатовым, все это присутствовало, однако некоторые его идеи вызывали у меня глубочайшее отторжение. В частности, оканчивалась опера в его прочтении триумфом столь ненавистного реальному Гофману филистерства. Ларина вернула на свое законное место написанный Оффенбахом финал, в котором Муза утешает несчастного поэта: «Любовь возвышает, а слезы возвышают еще больше».

Пожалуй, главная моя претензия к самой постановке — это то, что никак не была обозначена важнейшая для этой оперы тема двойничества (Гофман и Никлаус, Линдорф и Стелла в своих разных воплощениях). В частности, чересчур реалистично выглядела сцена, в которой доктор Миракль искушает Антонию — хотелось бы подчеркнуть, что речь идет о ее внутреннем голосе, альтер эго, и во многих постановках это видно. Удивило и то, что Олимпию почему-то нарядили в платье, явно отсылающее к образу Кармен (вероятно, позаимствованному из соответствующей постановки). Выглядела она эффектно, но если проводить параллели, то ближайшей «родственницей» Кармен окажется все же Джульетта, а вовсе не Олимпия!

Как известно, Оффенбах не успел закончить оперу, в результате чего уже после его смерти возникло множество различных версий. Если постановка Бархатова основывалась на новейшем критическом издании Майкла Кея и Жана-Кристофа Кека, то на этот раз театр обратился к изданию Фрица Эзера — в свое время оказавшемуся революционным, поскольку оно включало множество страниц, ранее считавшихся безвозвратно утерянными, однако на сегодняшний день безнадежно устаревшему. Более того, в акте «Джульетта» явно была использована еще более старая версия Choudens, принявшая свой окончательный вид в начале прошлого века и долгое время остававшаяся «канонической». В частности, присутствовали два апокрифических номера, созданных после смерти Оффенбаха, пусть и с использованием его мелодий (ария Дапертутто и септет), зато оригинальная музыка Оффенбаха (ария Джульетты и недавно обнаруженный развернутый финал) оказались проигнорированы. В постановке Бархатова оба упомянутых номера присутствовали, хотя в ней также имелось немало купюр (наиболее заметные — уже упомянутый мною финальный апофеоз, а также комические куплеты Франца).

Если говорить о музыкальной стороне, то спектакль оказался очень неровным. Заметны были следы спешки: практически все солисты постоянно забывали текст (несмотря на довольно громко подсказывающего суфлера), было много неточностей, а у хора нельзя было не отметить весьма сомнительное французское произношение.

Исполнитель заглавной партии Михаил Векуа начал неплохо, хотя его верхние ноты с самого начала звучали резковато, но в дальнейшем в его голосе появились признаки усталости, иногда он почти срывался на крик. Однако он весьма убедительно сыграл сложную и многогранную роль.

Зато в равной мере порадовали блестящим вокалом и отличной игрой Ольга Пудова (Олимпия) и Елена Стихина (Антония). Особо хочется отметить Юлию Маточкину в партии Музы/Никлауса, тем более что в предложенной редакции эта роль благодаря обилию вокaльных номеров реально стала одной из главных, как и было задумано автором. Джульетту должна была петь Татьяна Сержан, однако в последний момент произошла замена и в итоге в этой партии выступила Евгения Муравьева. К сожалению, созданный ею образ показался мне несколько бледным, а пение — местами натужным.

Порадовал Станислав Трофимов в четырех «злодейских» партиях, хотя упоминавшаяся выше апокрифическая ария Дапертутто удалась ему, на мой слух, несколько хуже остального. Олег Лосев в партиях четырех слуг особого впечатления не произвел, а в куплетах Франца казалось, что ему реально тяжело, что снижало комический эффект от нарочито плохого пения.

Из исполнителей других партий стоит отметить Юрия Воробьева (Креспель), Глеба Перязева (Шлемиль), а также Анну Кикнадзе (голос матери Антонии).

Звучание оркестра под управлением Валерия Гергиева мне понравилось, хотя кое-где удивили более медленные по сравнению с привычными темпы.

Несмотря на указанные мною недостатки новой постановки, хотелось бы, чтобы она задержалась на нашей сцене. Приложенные усилия постановщиков дают основания предполагать, что речь все же не идет о единичном исполнении, как ожидалось первоначально.