Два «О» Чайковского

В мае в Петербурге прошли сразу две премьеры редко исполняемых опер Петра Ильича Чайковского с разницей в 10 дней: 18 мая на сцене Михайловского театра была представлена ранняя опера «Опричник», а 28 мая на новой сцене Мариинского – уже зрелая «Орлеанская дева». Обе постановки решены в классическом ключе и посвящены прошлогоднему юбилею Петра Ильича, «отложенному» по известным причинам. В обоих случаях привлекли нештатных артистов, однако впечатления от спектаклей остались разные. Обе премьеры схожи с предыдущими в своих театрах. «Михайловский» Андрей Морозов – такой же заложник любви и долга, как Радамес из «михайловской» же «Аиды». А девушку, которую преследуют видения и ждет костер, мы могли наблюдать в этом сезоне в Мариинском на премьере «Снегурочки» и возобновлении «Огненного ангела».

Для своей премьеры Михайловский сделал ставку практически на новичков. «Опричник» был поставлен начальником управления президента РФ по общественным проектам Сергеем Новиковым. Будучи непрофессиональным постановщиком, он уже успел поставить несколько спектаклей в Москве и теперь обратил свои взоры на Северную столицу. По форме получился классический спектакль, однако с применением популярных сейчас видеопроекций, которые больше мешали, чем помогали. Малый опыт постановщика был виден с первых сцен: работая с поющими персонажами, режиссер начисто забывал про не поющих, но присутствовавших на сцене. И стоящие «без дела» солисты и хор не знали, что делать, обыгрывание этих сцен полностью зависело от сценического опыта конкретных исполнителей.

Неясна также концепция буквально загромождения небольшой сцены Михайловского обилием лестниц, подиумов и частых антрактов, дробящих «картинку» и визуальное восприятие спектакля. Среди других претензий к сценографу можно выделить абсолютно разнохарактерное представление объемных декораций (решены в лубочном стиле), картин Васнецова на заднике и видеозаписей неба и церквей за васнецовской Москвой или, наоборот, на занавесе во время антрактов. Сценограф Александр Купалян тоже новичок в театре и это, к сожалению, сильно чувствовалось.

Самая сильная сцена постановки в итоге – сцена в келье (она же самой сильной кажется и в постановке В. Высоцкого в Мариинском театре): нехарактерное для этой постановки почти полное отсутствие декораций, проекция монастырской стены и акцент на солистах вместо декора сделали свое дело.

Мариинский же для «девы» сделал ставку на проверенную команду – режиссер Алексей Степанюк, сценограф Вячеслав Окунев широко известны и за пределами Санкт-Петербурга. Степанюк оказался верен себе: как его «Аиды» (да-да, в багаже режиссера их несколько) стилизованы под египетские рельефы, а «Летучая мышь» под венский сецессион, так и в «Орлеанской деве» чувствуется отсылка к средневековых фасадам (и речь не только о сцене коронации). В отличие от новиковских персонажей, у Степанюка все живут, все знают, чем им заняться, что сделать, куда пойти, куда смотреть. К сожалению, правда, выглядит это не очень жизненно: заламывания рук, переглядывания хора, мгновенная смерть после фразы «умираю» и прочий стандартный набор театральных жестов уже не убеждает. Кроме того, очевидны авторские «копипасты» из его же «Аиды», «Рождественской сказки», «Левши», что делает постановку несколько вторичной.

С декорациями тоже не все благополучно. Вынесенные практически на авансцену массивные деревья-колонны, отгораживали большую часть сцены для примерно трети зала, что сказывалось не только на восприятии спектакля, но и на качестве звука. Видеоконтент в этот раз зависал, дергался и больше напоминал лишнюю светомузыку, зачастую идя в разрез со светом на сцене, что удивительно для таких театральных мастодонтов, как Окунев и Степанюк. Стоит также отметить неудачные костюмы балета, диссонирующие с общей стилистикой.

Подводя сухой итог: обрядить хор в боярские костюмы – еще не значит сотворить классическую постановку. Возможно, мы стали избалованы: обе постановки лет 20 назад произвели бы фурор, а сейчас в лучшем случае воспринимаются с легкой улыбкой.

То же можно сказать и о солистах. Видимо в связи фигурой постановщика в Михайловском высадился целый московский десант: партию Морозова поручили Ивану Гынгазову, Басманова – Вадиму Волкову, солистам «Геликон-оперы», а партия Вязьминского поручена Алексею Тихомирову, солисту «Новой оперы», впрочем, активно сотрудничающему с Михайловским уже несколько лет. К сожалению, это не тот случай, когда приглашение сторонних солистов пошло на пользу. Иван Гынгазов звучал ровно, но блекло и невыразительно, периодически его заглушал оркестр. Сергей Кузьмин, солист Михайловского, исполнивший эту партию на второй премьерный день, тоже не избежал всех подводных камней, но его подача на голову интереснее. Самым слабым звеном премьерного спектакля был Вадим Волков. Его звукоизвлечение, отсылающее скорее к эпохе классицизма и бельканто, шло вразрез с музыкой Чайковского, а привычка смягчать согласные (ср. «бясмянов») вызывала удивление. Кроме того, пара «петухов» дала понять, что партия не по голосу. Штатная солистка театра Софья Файнберг, исполнившая эту партию во второй день, сделала ее куда более жизненной, а главное, это был Чайковский.

Тихомиров же, наоборот, звучал ровно, красиво, чуть больше бы зловещего огонька его Вязьминскому – и было бы отлично. Возможно, это вязано с тем, что Алексей лучше знает театр и его труппу и чувствовал себя более комфортно. То же можно сказать и про трех штатных солисток, украсивших премьеру своим пением и игрой. Валентина Феденева с ее колокольчиками в голосе практически идеально подходит на партию Натальи. Материал пока не очень впет, но, кажется, через полгода у нас будет 100%-ная Наталья, и это очень здорово. Екатерина Егорова неожиданно (одна из самых молодых исполнительниц этой партии) оказалась органична в роли боярыни Морозовой. Это однозначно самое сильное исполнение в премьерный вечер отличалось глубокой проработкой образа как сценически, так и вокально. Бархатные обертоны полностью убеждали в возрасте персонажа, а безупречная игра резко выделялась на фоне практически ходульных мужских персонажей. Стоит также отметить небольшую роль Власьевны, которую исполнила Анна Буслидзе. Персонаж получился неожиданно теплым и, несмотря на небольшое сценическое время, полностью себя раскрыл. Сильный и красивый голос Анны оставляет надежду, что мы можем услышать вскоре ее Басманова.

То же разграничение по уровню игры и вокала было свойственно и мариинской премьере. Правда, по «ту сторону добра и зла» оказались не москвичи, а стипендиаты программы «Аткинс». Они присутствуют на всех премьерах в изобилии, не давая блистать подлинным звездам театра, которые вынуждены петь на второй-третий день премьер. Видимо в связи с этим в ближайшем будущем придется отказаться от посещений премьер в первый день. Бурю эмоций вызвало появление Екатерины Санниковой в заглавной партии  в первый день. На фоне готовивших эту партию Екатерины Семенчук, Екатерины Губановой и Юлии Маточкиной такое назначение выглядело расстрельным и стало им. Невыразительный, скучный и плоский голос Санниковой продержался только полтора действия из четырех и дальше окончательно затих. Персонаж, полностью обеспеченный музыкальным материалом для того, чтобы затмить все остальные партии, оказался почти самым бледным в палитре. Несмотря на красоту и молодость певицы, итог оказался неутешительным, и катарсиса не случилось. Таким же скучным и невыразительным было исполнение партии Дюнуа другим стипендиатом Владиславом Куприяновым. Увы, все его персонажи (включая премьерных Вольфрама, Мизгиря, Фалька и пр.) рисованы одной краской, без малейшего намека на расцвечивание и нюансировку. Более фактурным, но от этого не более интересным оказался король Александра Михайлова. Весь спектакль у артиста не менялось выражение лица капризного ребенка. Вокальная интерпретация также, к сожалению, не отличалась разнообразием, к тому же хрипы на верхних нотах не оставляют сомнения в том, что солист был нездоров.

Тем ярче на этом фоне выступили «аксакалы» Мариинского. Наиболее целостное, яркое и приятное впечатление оставил Роман Бурденко в партии Лионеля. Голос идеально подходит к этой партии, а за небольшое сценическое время артист полностью (и, главное, правдоподобно) раскрыл эволюцию персонажа. Еще одним героем стал Александр Трофимов в небольшой партии Раймонда. Сложно не отметить его нежное, чистое исполнение. Евгений Никитин в партии отца Арка великолепно провел первое действие, но в третьем ушел в экспрессию, несколько неясную и оттого испортившую впечатление и от пения, и от игры, но, безусловно, обкатка роли у этого мэтра не займет много времени. Ровно прозвучал Михаил Петренко (Архиепископ), впрочем, для его роли и не требовалось выдающихся ни вокальных (увы), ни актерских находок.

Отдельно стоит сказать об Ирине Чуриловой (Агнеса). На меццо-пьяно артистка выдавала потрясающие по красоте и нежности фразы. Первую половину арии Агнесы вне всякого сомнения можно отнести к лучшим моментам премьеры. Но, к сожалению, в моментах, требующих усиления звука, певица уже не была так верна своей деликатной манере, и громкие ноты звучали резко, нервно, с явной натугой, без былой плавности и мягкости. Отдельно отмечу, что в ансамбле третьего акта ее соло перекрывало всех, это было излишним и вносило дисбаланс. Правда последняя проблема была и у Елены Стихиной на второй премьерный день, из-за чего скрадывается впечатление, что это неспроста.

Вообще, с ансамблями дело не задалось практически сразу. Чисто было исполнено только трио из первого акта, а вот в финале второго ансамбль развалился минимум на 4 части. Маэстро Гергиев не сразу смог собрать всех вместе. Серьезную лепту внес хор. За вычетом финала 2 акта и хоров ангелов в 1 и 4 акте хор на премьере звучал близко к идеальному исполнению. Давно не удавалось получать такого удовольствия после ухода почти бессменного Андрея Петренко в Михайловский. Однако указанные три момента не дают поставить хору твердую «отлично». В ансамбле лепту внесли еще и солисты, тогда как хоры ангелов разваливались изнутри. По ощущениям, девушки не сошлись ни разу за свои небольшие отрывки.

Зато десятью днями ранее великолепно звучал хор в «Опричнике». Он в полной мере раскрыл прелести партитуры несмотря на то, что «собрался» не сразу. Во многом это вина и дирижера. Оркестр Александра Соловьева играл грубо, нервно, широкими мазками, что не характерно для музыки Чайковского. Из-за этого общий музыкальный рисунок спектакля показался ближе к модернизму XX века, нежели к русскому романтизму. Возможно, это связано с тем, что дирижер знаком в основном только с хитовыми партитурами Чайковского.

Тем большей усладой слуха был оркестр на Мариинской премьере. Несмотря на небольшие огрехи, именно оркестр был главным героем спектакля. Лирический Чайковский чередовался с героическим без натуги, как само собой разумеющееся. В этом, конечно, огромная заслуга Валерия Гергиева, для которого Чайковский совсем не чужой. Как уже упоминалось, ансамбль солистов, хора и оркестра только раз уплыл из-под сильной руки руководителя театра, что практически не испортило впечатления. В остальном же хочется поблагодарить окрестрантов и дирижера за прекрасную работу.

Отдельно хочется сказать и о публике. Понятно, что в Петербурге начался сезон белых ночей, и многие приходят в музыкальные театр впервые – как туристы. Особенно это было заметно в Мариинском театре: большое количество светящихся телефонов, разговоров и щелкающих затворов фотоаппаратов, конечно, мешало наслаждаться спектаклем. Однако видно было, что большая часть публики – местная, не пропускающая ни одной премьеры. До спектакля и в антракте многие объединялись в небольшие группы явно не потому, что пришли вместе. Тем контрастнее смотрелась публика в Михайловском. Видимо, в связи со статусом режиссера-постановщика, партер был забит его коллегами, многие из которых также в театре были впервые. Но телефонами и разговорами дело, увы, не ограничилось. Селфи, поцелуи в темноте, подробные обсуждения происходящего на сцене и откровенные громкие зевки раздражали куда больше, чем звонки телефонов, хотя не думал, что это возможно. Капельдинеры практически не вмешивались в происходящее. В результате можно было вполне соотнести происходящее на сцене и в партере: широкие народные массы, жаждущие зрелищ, в Мариинском и практически «избранные опричники» в Михайловском.

Хочется верить, что в последнем это все-таки временное явление. Спектакль, несмотря на все, получился. Более чем уверен, что после отъезда московского десанта с режиссером во главе, спектакль обживется, обрастет мизансценами и заиграет новыми красками, а штатные солисты поднимут исполнение на более высокий уровень.

Спектакль же в Мариинском уже состоялся. Хочется только пожелать, чтобы премьеры пели действительно достойные составы (например, такие, какой достался зрителям второго дня: Губанова, Стихина, Скороходов, Марков). Иначе придется их пропускать, так как с текущей политикой Мариинка явно не дотягивает до своей же планки последних лет.