Аида в Улан-Удэ

© Андрей Дрожжин

Премьера нынешней постановки состоялась в 2013 году. Над спектаклем работала команда из Санкт-Петербурга — неофициальный «главный режиссер» Мариинского театра Алексей Степанюк и художник Вячеслав Окунев, числящийся в программке за Михайловским театром.

Постановка выдержана в абсолютно классическом стиле, никаких неожиданных решений не ожидалось уже  после первого поднятия занавеса. Здесь, как и в петербуржском спектакле Степанюка и Окунева, разбивка сцен и некоторые сценические ходы отчаянно напоминают роскошную постановку Сони Фризелл в Метрополитен-опера. Некоторые решения декораций до боли похожи на оформление аналогичных сцен в Северной столице, только в камерном варианте, с учетом размеров сцены. Разве что картина судилища выполнена в оригинальной манере: судьи скрываются в пещере, над которой красуются выточенные в скале бюст фараона и изображения богов. Несколько расширена роль Золотого тельца в сцене встречи победителей: он выступает практически модератором в течение всего эпизода и в конце садится на трон фараона. Удивили грим и подбор костюмов: не все были удачны для исполнителей. Но, в общем и в целом, обошлось без сюрпризов, постановку смело можно называть младшей сестрой петербуржской.

Про оркестр под управлением Виталия Шевелева, дирижировавшего на описываемом представлении, не могу не сказать пары слов. Состав оркестра более приближен к партитуре Верди, нежели в больших театрах, где пытаются не только покрыть объемы залов, но и поднять количество инструментов до уровня помпезности постановки. На этом плюсы заканчиваются. Я понимаю, конечно, что наивно требовать от театра, который только набирает обороты, исполнения на уровне, например, Метрополитен. Но когда арфистка в своих соло в сцене посвящения в храме не попадает ни в одну ноту, это, мягко говоря, перебор. Также довелось впервые услышать, как медные духовые играют на две головы чище струнной группы, музыка у которой увы «разваливалась» и собрать воедино разбредающихся музыкантов было практически непосильной задачей. Но надо признать, что где-то с середины второго действия дирижеру все-таки удалось подарить нам нечто похожее на Верди, правда не без ляпов и местами странных купюр отдельных тактов (!). В сцене судилища даже исполнительница роли Амнерис в одном месте выразительно развела руками, глядя на дирижера, — она тоже не поняла, что творится с оркестром. Признаюсь, это был первый спектакль в моей жизни, где мне захотелось уйти где-то на 2-й минуте интродукции. Но я пересилил себя, и был вознагражден.

Приятным сюрпризом стало качество голосов. Я сейчас не о технике, а именно о природных данных. Например, в отличие от новомодных практик исполнения партии Амнерис драматическими сопрано, здесь было именно меццо. Хорошее, сочное, с выраженными «низами». А бас верховного жреца мог бы заставить плакать от зависти многих европейских и наших столичных исполнителей: красивый бархатный профундо с великолепным диапазоном. Как же печально, что эти дары природы используются несколько не по назначению… Пожалуй, единственными, чьи вокальные техники соответствовали оперному спектаклю, были Марина Коробенкова (Аида) и Ольга Жигмитова (Амнерис). У исполнительницы заглавной партии приятный голос с красивым тембром, но ее манера исполнения ближе к русской опере, поэтому оформление партии Аиды прямо-таки навевало ностальгию по советскому оперному театру. Техника, между тем, была лучшей в этом спектакле: грамотно (но в русской же манере пения) оформлены все сложные места, заретушированы сложные для исполнителя моменты, спеты все пианиссимо, по большей части выдержаны все длительности. Единственное, чего не хватало, так это некой «вкусности» и личного осмысления партии. Зато все это с избытком привнесла в спектакль исполнительница роли ее соперницы. Ольга Жигмитова обладает «объемным меццо», прекрасной внешностью, актерским даром и ей явно нравится исполняемая партия. Удовольствие, с которым она растворяется в образе, очевидно и передается зрителю. Правда певица немного не рассчитала силы: конец сцены судилища получился с хрипотцой и неверными нотами. Но это не сильно испортило общее впечатление.

К сожалению, не могу сказать такого же количества комплиментов мужской части состава. Создалось впечатление, что все, кроме Аиды и Амнерис, учились народной музыке (бурятской, разумеется, то есть без жестко закрепленного ритма, так как в бурятском языке, если я правильно информирован, нет ударений в нашем понимании). В результате имеем солистов и хор, не использующих ничего, кроме горла, при подаче звука: резонаторы, диафрагма и прочее, похоже, мало участвовали в процессе (в одном месте мне даже послышалось традиционное бурятское горловое пение). Для труппы характерно полное отсутствие оттенков и нюансов (в основном все пелось на форте, исключений практически не было), искажение ритмического рисунка (17-стопные вердиевские строки в принципе-то сложно петь, но тут наблюдалась полная самодеятельность вплоть до альтернативной мелодики — знакомые вещи переставали узнаваться). В результате было искреннее желание попросить режиссера переставить «Аиду» в декорациях забайкальской степи, перенеся действие, например, в эпоху Чингисхана. Исполнение смотрелось бы в такой постановке гораздо уместнее и интереснее, а за подобные переносы-параллели можно и «Золотую маску» получить. Баиржаб Дамбиев (Радамес) не обладает выдающимися природными данными (впрочем, с тенорами сейчас везде туго), но и техникой похвастаться увы не может: фактически прокричал всю партию, но даже при этом не всегда перекрывал оркестр. Намхай Мунхзул (Амонасро) актерски подарил редкий образец афромонгола. Его исполнение отличалось если не чистотой, то добротностью: он проживает свой образ с отдачей, и вокал ровный, без резких скачков в громкости и интонациях. Бадма Гомбожапов (Рамфис), как уже упоминалось, является обладателем редкого по красоте баса. Однако исполняет все на форте, без нюансов (правда, голос покрывал весь зал с лихвой), без ритмического рисунка и увы исключительно горлом. Хотелось бы, чтобы на него обратили внимание и привили академические каноны, у него есть все задатки для того, чтобы стать одним из лучших басов нашей страны. Хор также пел в основном за счет природных данных, а не мастерства, тем удивительнее, что дирижеру иногда все-таки удавалось собрать эти разноритмовые вокализы в ансамбли.

В итоге зрелище получилось скорее поучительным, нежели приятным. Сейчас есть все возможности для «обмена опытом», в том числе, с небольшими театрами. Почему бы столичным мэтрам музыки не взять некоторые из них (например, Бурятский оперный) «под свое крылышко». В труппе очень много исполнителей с прекрасными данными, некоторые алмазы видны невооруженным глазом, но в целом театр все еще ждет своего Мастера.