Хованщина, Vienna State Opera, 11.09.17

Место действия очерчено ограничительными балками. Из-под земли вырастают обугленные несимметричные кресты. Кровавое предрассветное зарево на дальнем фоне. Играет “рассвет на Москве-реке”. Древняя столица встречает новый день. Свою нехитрую песню затевает Кузька. Так начинается неимоверная по красоте вокального и музыкального ряда народная музыкальная драма Модеста Петровича Мусоргского. Позднее кресты дополнятся такими же обугленными структурами, напоминающими не то нары, не то строительные леса, не то этажи сгоревшего строения. Причём эта конструкция, вмещающая всех действующих лиц, находится в постоянном движении, то вознося детей земли Русской к небу, то опуская их глубоко в подземелье. Это олицетворение и властной, и духовной иерархии: на верхнем этаже в разное время появляются то предводитель стрельцов – князь Иван Хованский (Ferruccio Furlanetto), то князь Голицын (Herbert Lippert), то духовный лидер раскольников Досифей (Ain Anger). В последнем акте вместе с последним возвысятся к небесам Андрей Хованский (Christopher Ventris) и беззаветно любящая его провидица Марфа (Елена Максимова). Эта же конструкция и опустит самосожженцев в сырую землю.

Помимо балок и крестов никаких декораций в постановке Льва Додина (впервые представленной в 2014 году) нет. Палитра выдержана в черно-серых тонах. Стрельцы, их жены, простой народ одеты в серые телогрейки и ватники, напоминающие экипировку узников советских концлагерей. Одежды князей – элегантные кафтаны, но в тех же серых тонах. Исключение из этой гаммы – чёрная ряса Досифея. Минималистичное оформление ничуть не умаляет достоинств оперы, а, наоборот, оголяет и углубляет палитру чувств персонажей, эмоциональную глубину и музыкальное превосходство произведения.

Оркестр под управлением Michael Güttler звучал бесподобно, давая филигранную огранку вокальным линиям главных персонажей. Взрывающие плавное течение мелодии своей мощностью фанфары, олицетворяющие прибытие войск Петра, нежнейшее сопровождение любовной песни Марфы – все было выверено и отточено до мелочей. Невозможно не упомянуть прекрасный Словацкий филармонический хор и хор Венской оперы: песни крестьян, стрельцов, их жён и раскольников отразили всю красоту народных песен и, позже, боль притесненного и молящего о прощении и спасении простого люда.

Состав солистов был очень сильный. Ferruccio Furlanetto не только был безукоризнен вокально, но и создал очень убедительный образ Хованского – недосягаемого предводителя, заботливого бати всем стрельцам и опального князя. Елена Максимова и Ain Anger были выше всех похвал – слушая их, не возникало никаких сомнений, к кому из персонажей больше всего симпатий испытывал композитор (и он же автор либретто). Марфа, любящая всем сердцем, преданная всем существом своим вере, и одаренная даром провидения, безусловно, один из самых запоминающихся и располагающих к себе персонажей, был не просто сыгран и спет, а прожит Еленой. Созданный ею образ был и твёрд и непоколебим и нежен одновременно, и все оттенки Ее прекрасного голоса наиточнейшим образом смогли передать все нюансы персонажа. Аin Anger – Досифей был благороден, мудр, справедлив и понимающ, с голосом неимоверной силы и тембровой красоты, приковывающей и завораживающей.

Хотелось также отметить и хореографические находки Юрия Василькова. Танец персидских невольниц был эффектным включением в статически выдержанное произведение. Постепенная трансформация их нарядов произвела должный эффект, и финальная сцена с вонзанием ножа старшей невольницы в потолок (он же пол, на котором лежал Хованский) была символичной, предрекающей скорую кончину князя.